Для Фуко безумие — не просто медицинская или социальная категория. Это своего рода экзистенциальный край, символ того, что выходит за пределы разума, логоса, нормы. В «Истории безумия» он показывает, как в Средние века безумцы жили в мире, были его частью — их боялись, уважали, к ним прислушивались. Но начиная с Классической эпохи их стали систематически исключать, изолировать, загонять в лечебницы — не ради заботы, а ради порядка. Разум начал устанавливать свою власть через исключение Иного.
Но вот парадокс: исключая безумие, общество не может его уничтожить. Оно становится фигурой границы, символом трансгрессии — перехода через допустимое. Безумец не просто изгнан — он сохраняется как знак того, что по ту сторону рассудка тоже есть жизнь, язык, мир. Как в ренессансных гравюрах, где безумец плывёт в лодке без руля — он уходит, но не исчезает. Он напоминает, что то, что мы называем разумом, — это не вся полнота человеческого опыта.
Вот тут появляется понятие трансгрессии — одна из самых мощных философских метафор Фуко. Это не преодоление конфликта, как у Гегеля, не синтез, а взрыв, вторжение за предел, после которого уже невозможно вернуться к прежнему порядку. Трансгрессия — это акт, который не восстанавливает равновесие, а разрывает его. Например:
- Сад Маркиза де Сада — не про сексуальную свободу, а про разрушение моральных и социальных границ. Сад не борется с нормой — он показывает её искусственность, демонстрируя, что желания нельзя подчинить разуму.
- Арто и театр жестокости — не терапия, не катарсис, а радикальный способ сорвать маску с культуры, чтобы тело, боль и голос говорили за пределами символического.
- Современное искусство, особенно перформанс, — не столько эстетика, сколько практика трансгрессии: тело, страдание, абсурд становятся инструментами взлома привычного восприятия.
Фуко здесь очень близок к Батаю: трансгрессия — это не разрушение ради разрушения, а прикосновение к сакральному, которое скрыто за нормой, порядком, категорией. Это опыт, где субъект теряет себя — и именно в этом узнаёт, что он не сводится к разуму, норме, дисциплине.
Так безумие и трансгрессия становятся философскими зеркалами. Безумец — это не просто больной. Это живой упрёк культуре, напоминание о том, что логос построен на подавлении, что разуму всегда предшествует изгнание Иного. А трансгрессия — это не революция с флагом, а трещина в самих основах восприятия.
Именно в этих трещинах — по Фуко — и может родиться другой способ быть. Не рациональный, не нормативный, не примирённый, а опытный, предельный, живой.
Зачем человеку трансгрессия, если это не приносит покоя, не даёт готовых ответов, не делает жизнь проще? Что в ней ценного?
Фуко бы сказал: трансгрессия не ради пользы, а ради истины о нас самих. Ценность её в том, что она разоблачает предел, в котором ты живёшь, как будто он естественен. Она показывает: твои границы — не твоя природа, а твоя тюрьма. Не навязанная извне, а вписанная в тебя — через привычки, язык, дисциплину, нормы.
Когда ты совершаешь трансгрессию — не обязательно драматично, не обязательно кроваво — ты испытываешь, где кончается то, что принято считать допустимым, «человеческим», «разумным». И на секунду, на вдох — перестаёшь быть субъектом, каким тебя делает общество. Эта секунда может ничего не изменить. А может — перевернуть внутренний ландшафт. Примерно как разрыв в музыке, за которым ты слышишь не просто звук, а тишину по-новому.
Примеры проще:
- Когда человек осознанно нарушает норму — не из бунта, а чтобы почувствовать себя иначе. Обнажённость на публике, откровение, запретная мысль. Не ради эпатажа — ради соприкосновения с чем-то, что не поддаётся языку.
- Когда в любви, боли, телесности, экстазе исчезает привычное "я", и ты становишься чем-то иным, потерянным, но настоящим.
- Когда ты выталкиваешь себя за границы языка, культуры, пола, морали — и видишь, что там тоже можно быть, что человек — не форма, а возможность.
Фуко не обещает, что за трансгрессией будет спасение. Он вообще не даёт утешений. Но он показывает: если ты хочешь понять, что такое человек, — не смотри в зеркала, которые тебе дали. Смотри туда, где зеркало трескается. Там не истина, но — свобода. Хотя бы на мгновение.
Ценность трансгрессии — в опыте предела, где ты не узнаёшь себя, но именно в этом узнаёшь, что ты больше, чем форма, в которую тебя втиснули.
Другие люди имеют право на границы, на защиту, на несогласие.
Именно здесь открывается напряжение между личной трансгрессией и общественным этическим полем. Потому что трансгрессия — это не невинная игра. Это риск. Это вторжение. И да — другие люди имеют право на границы, на защиту, на несогласие.
Фуко не романтизирует трансгрессию как нечто святое или априори правильное. Он не говорит: "Нарушай всё, потому что так ты свободен". Он говорит: "Посмотри, как устроены границы. Подумай, почему они именно такие. И реши, стоит ли и как их переходить". Это всегда акт с последствиями. А значит — с этической нагрузкой.
Если твоя трансгрессия: – угрожает другому человеку,
- причиняет ему вред,
- нарушает его телесную или моральную неприкосновенность,
- разрушает условия его свободы,
то это уже не акт самопознания, а форма доминирования, нарциссизма, насилия, пусть и завуалированного под "бунт против системы".
Общество, или точнее — другие субъекты, имеют полное право сказать «нет». Трансгрессия — не освобождение от ответственности. Напротив, это её крайняя форма. Ты вышел за черту? Тогда будь готов встретиться с болью других, с их страхами, с их отказом, с их границами. Это не повод не идти — но это повод идти с открытыми глазами.
В этом и есть парадокс: трансгрессия — форма свободы, но не гарантия добра. Как огонь: согревает или сжигает. И потому она требует не только смелости, но и чуткости. Не все, кто кричит "я разрушаю нормы", на самом деле освобождают. Иногда они просто повторяют насилие — только в другой маске.
Общество имеет право защищаться — но важно, чтобы эта защита тоже не была слепым подавлением. Она должна быть осознанной, а не автоматической реакцией страха. Трансгрессия и защита от неё — это разговор. Острый. Иногда трагический. Но именно в этом разговоре и есть шанс понять — где свобода, а где её подмена.
У самого Фуко нет прямой формулы вроде "общество имеет право защищаться от трансгрессии". Но он осознавал опасность трансгрессии и её взаимоотношения с властью и этикой. Вот одна из ключевых, из лекции 1977 года "Что такое критика?":
«Критика — это искусство не быть настолько подчинённым. Но это не значит быть полностью свободным. Это искусство опасности, неуверенности, вопроса: до какой степени, в каком виде и с какой ценой можно не повиноваться.»
Здесь он прямо говорит: освобождение — это всегда риск, всегда цена. Он признаёт, что нельзя просто переступить черту и не столкнуться с последствиями.
А вот из его позднего интервью:
«Я не говорю, что надо разрушить власть. Это было бы глупо. Власть — это то, что делает нас способными действовать. Но нужно разоблачать её тогда, когда она делает нас менее способными — думать, чувствовать, существовать.»
Это важная оговорка: не всякая власть — зло, и не всякая трансгрессия — благо. Фуко говорит: власть можно разоблачать, но нельзя устранить. Она будет всегда — и задача не в том, чтобы её упразднить, а в том, чтобы проверять её пределы, удерживать её от насилия.
То есть: общество имеет право на сопротивление, но должно понимать, почему оно сопротивляется, чего боится, что именно хочет сохранить, и не подавляет ли оно слишком много ради призрачного порядка. Трансгрессия, в таком случае, — это не вторжение зла, а лакмусовая бумажка, проверка зрелости общества.
В своих работах Мишель Фуко не дает прямых указаний относительно того, имеет ли общество право защищаться от трансгрессии. Однако он подробно анализирует, как общества исторически реагировали на поведенческие отклонения, стремясь сохранить социальный порядок. В книге «История безумия в классическую эпоху» Фуко исследует, как в XVII веке европейские общества начали изолировать тех, кого считали безумными, помещая их в специальные учреждения. Это отражало стремление общества контролировать и подавлять поведение, выходящее за рамки принятых норм.
Фуко подчеркивает, что такие меры не просто защищали общество от отклонений, но и служили способом утверждения власти и нормализации поведения. Он пишет, что «помещение безумцев в специальные учреждения было не только актом изоляции, но и способом навязывания определенных норм поведения». Таким образом, реакция общества на трансгрессию часто связана с механизмами власти и контроля.
В «Надзирать и наказывать» Фуко рассматривает, как дисциплинарные механизмы, такие как тюрьмы, школы и больницы, формируют «дисциплинарное общество», в котором поведение индивидов регулируется через постоянное наблюдение и нормализацию. Это свидетельствует о том, что защита общества от трансгрессии часто осуществляется через установление и поддержание систем власти и дисциплины.
Таким образом, хотя Фуко не делает явных заявлений о праве общества на защиту от трансгрессии, его анализ показывает, что такие защитные меры часто связаны с утверждением власти и контролем над индивидами.