Классический фрейдизм
Фрейд не является автором понятия бессознательного. Оно существовало задолго до него — его использовали философы (Платон, Шопенгауэр, Гартман) и психиатры (Жане). Фрейд радикально переосмыслил и структурировал бессознательное, сделав его центральной категорией в объяснении психики.
После этого бессознательное стало, возможно, самой парадоксальной точкой в современной мысли о человеке. Ибо что может быть более ускользающим, чем то, что управляет нами, не называясь, не осознаваясь, не поддаваясь контролю — и именно поэтому определяет наш внутренний мир с пугающей настойчивостью?
Фрейд утверждал: в человеке живёт не только сознание, но и иная, скрытая зона — и именно она обладает наибольшей властью. Мы не знаем, как туда попасть напрямую, но всё время сталкиваемся с её следами — в сновидениях, в ошибках языка, в симптомах и навязчивых движениях души. Бессознательное — не субъект, но система процессов, происходящих вне сознательного контроля.
Фрейд называл разделение психики на сознательное и бессознательное не гипотезой, а необходимостью — как если бы без этой карты нельзя было понять ни страдания, ни желания, ни самого человека.
В центре этого устройства — механизм вытеснения. В сознание не попадает всё, что человеку трудно вынести: желания, мысли, фантазии, чувства. Но вытеснённое не исчезает. Оно лишь меняет маршрут: возвращается в искажённой форме — как болезнь, как страх, как символ. Работа психоанализа, по Фрейду, — это не поиск истины как таковой. Это распутывание узлов, которые завязала психика в борьбе между тем, что хочет, и тем, что не может себе позволить.
Свою модель он выстроил как драму трёх инстанций. В основе — Оно, инстинктивная сила, движимая влечениями. Оно не знает различий, не признаёт времени, не подчиняется логике. Тем не менее, Оно имеет свою первичную процессуальность, т.е. особую форму функционирования, основанную на принципе удовольствия.
Это дом желания, где всё возможно, но ничего не упорядочено. Это голос тела, его темп, его страсть. Я — это уже посредник, тот, кто балансирует между внутренними стремлениями и внешним миром. Оно говорит: хочу. Я отвечает: нельзя. Но главный надзиратель — Сверх-Я, та часть психики, которая впитала родительские запреты, нормы, идеалы. Это внутренний судья, который осуждает даже тогда, когда никто снаружи не обвиняет. И потому — особенно жесток.
Интересно, что у Фрейда мораль не противоположна бессознательному. Самые высокие наши требования, чувство долга, чувство вины — тоже бессознательны. Мы не осознаём, откуда они берутся, но живём под их давлением. Область, где «живет» мораль — фрейдовское Сверх-Я. Оно формируется из внутренних запретов, часто неосознанных.
Но сказать, что вся мораль бессознательна, — упрощение. Сверх-Я, как носитель морали, может действовать бессознательно, но также включает частично осознанные элементы.
И часто мы страдаем от вины, которую не можем назвать, от требований, которые не можем объяснить, но не можем и игнорировать. Фрейд утверждает: монотеистический образ Бога — это не откровение свыше, а отражение родительского авторитета. Образ грозного, всевидящего, всемогущего — это образ отца, перенесённый в метафизику. И потому религия, мораль, культура — тоже результат внутренних конфликтов, прорастающих из детской драмы любви и страха.
Так бессознательное становится не просто тёмным подвалом психики, а целым миром — в котором уживаются и первобытные влечения, и возвышенные идеалы. Это территория борьбы: Оно хочет, Сверх-Я запрещает, Я ищет способ выжить между ними. Не всегда успешно.
Но на этом история не заканчивается. Сам Фрейд признавал: его модель — не финал, а инструмент. Уже Карл Юнг открыл другой горизонт — коллективное бессознательное, наполненное архетипами, мифами, фигурами, которые повторяются от культуры к культуре, как будто говорят на древнем языке символов. Он сместил фокус: от вытесненного — к универсальному, от индивидуального страдания — к общему человеческому опыту.
Тем не менее, именно фрейдовская карта бессознательного впервые позволила описать внутреннюю жизнь не как случайность, а как структуру. Она сделала психику театром, где разыгрываются драмы между силами, которые не подчиняются сознанию. И поставила перед философией новый вопрос: можем ли мы когда-нибудь сказать «я», если не знаем, кто говорит внутри нас?
Машина желания
В интерпретации Жиля Делёза и Феликса Гваттари бессознательное перестаёт быть скрытым подвалом психики, куда фрейдовский субъект сносит всё неугодное. Оно становится не хранилищем, а производством. Не тенью сознания, а сценой, на которой всё и происходит. Здесь нет драмы между Я и Оно, нет вытеснений и возвращений. Есть поток. Есть движение. Есть желание.
Уточним ещё раз. У самого Фрейда бессознательное не было, конечно, просто «хранилищем» — оно активно, динамично и действует. Но Делёз и Гваттари действительно радикально отказываются от фрейдистской модели вытеснения, говоря учёным языком — «от репрессивной интерпретации желания». Это называется «антирепрезентативная онтология желания«. Желание — не желает «чего-то», а создаёт реальность через соединения.
И это ключевое слово — желание — утрачивает привычную форму. Оно больше не направлено на объект, не живёт в логике нехватки, не требует компенсации. Желание у Делёза и Гваттари — это сила, производящая связи. Это не голод, который просит еду. Это энергия, которая соединяет орган с органом, тело с вещью, образ с ощущением. Желание создаёт то, что кажется нам устойчивым. В том числе и субъекта. Сам субъект — не начало, а результат. Не архитектор, а эффект.
Чтобы описать, как это работает, философы вводят понятие «машин желания». Эти машины — не механизмы в привычном смысле. Они пульсируют, включаются, соединяются, пересобираются. Они производят не вещи, а сцепления. Они вплетаются в тело, в культуру, в социальные практики. В каждый момент бессознательное действует — не как тайна, а как машина. Оно не говорит, оно записывает. Не скрывается, а проявляется в соединениях.
Эта машина не существует в вакууме. Её поверхность — «тело без органов». Не биологическое, а символическое. Это плоскость, на которой всё может случиться, но ничего не закреплено. Общество стремится организовать эту поверхность — зафиксировать, структурировать, научить желать «правильно». Так возникает «машина волшебства» — культурный аппарат, превращающий свободное желание в норму. Хочешь не то — ты девиант. Не хочешь вовсе — ты опасен. Желание становится обязанностью. Это не означает, что общество буквально требует желать, а то, что оно организует желания в соответствии со своими кодами (через семью, школу, мораль, рынок и т.п.).
Делёз и Гваттари вводят понятие социальных машин (включая капитализм), которые кодируют и территориализуют желание. Это часть их критики психоанализа: Фрейд, по их мнению, служит «репрессивному аппарату», подгоняя бессознательное под нормы семьи и морали (фигура Эдипа). В их терминах «желание — производственная машина» — не метафора, а буквальное описание реальности.
Но внутри этой машины есть сбой. Желание может не подчиниться. Может скользить, избегать, уходить в сторону. Это и есть состояние «безбрачной машины» — желания, не обременённого объектом, не зафиксированного нормой, не направленного никуда, кроме самого движения. Это не отказ, а избыточность. Не кризис, а свобода.
«Безбрачная машина» не производит потомства, но производит связи, свободные от продуктивного (в капиталистическом смысле) порядка. Это машина желания, отказавшаяся от модели родства и семейной сцепки.
Всё, что мы называем Я, согласно этой логике, — лишь временная запись. Отпечаток на плёнке. Субъект — не архитектор своих желаний, а побочный продукт их движения. В каждом человеке, в каждом жесте, в каждой культуре — множественные линии производства бессознательного. И то, что мы принимаем за личную историю, за внутренний конфликт или даже за биографию — это уже результат сцеплений машин желания, записей на теле без органов, отклонений и повиновений. Субъект здесь не просто «не главный», а рассредоточен — он дисперсное множество эффектов.
Таким образом, Делёз и Гваттари предлагают не просто другую теорию психики. Они меняют саму карту. Бессознательное — это не глубина, а поверхность. Не травма, а производство. Не воспоминание, а конструкция. И в этом — радикальный поворот: если Фрейд лечит, объясняя, то Делёз и Гваттари отпускают, разрывая. Не для возвращения к целостности, а для движения в сторону множества.
Примечания:
Платон — древнегреческий философ (ок. 427–347 до н. э.), в диалогах которого уже содержатся идеи о разделении души и о влиянии неосознаваемых импульсов на поведение человека.
Шопенгауэр, Артур (1788–1860) — немецкий философ, один из первых, кто ввёл понятие иррационального начала в человеке, влияющего на волю и поведение, предвосхитив некоторые идеи психоанализа.
Гартман, Эдуард фон (1842–1906) — немецкий философ, автор книги «Философия бессознательного» (1869), где развивал идею бессознательного как метафизической силы, соединяющей волю и разум.
Пьер Жане (1859–1947) — французский психолог и психиатр, работал с истерическими пациентами, разработал концепцию «психологического автоматизма» и был одним из предшественников психоанализа.
Вытеснение — центральный механизм в психоанализе, согласно которому неприемлемые для сознания желания и импульсы изгоняются в бессознательное, но продолжают оказывать влияние на психику.
Оно (Es) — в модели психики Фрейда (структурная модель) — самая примитивная часть, источник инстинктов и влечений, управляется принципом удовольствия.
Я (Ich) — компонент психики, который действует по принципу реальности, пытается уравновесить требования Оно, Сверх-Я и внешний мир.
Сверх-Я (Über-Ich) — внутренняя инстанция морали и совести, включает интериоризированные родительские и социальные запреты, может быть частично бессознательным.
Первичная процессуальность — способ функционирования Оно, характеризующийся отсутствием логики, хронологии и закона непротиворечия, где доминирует принцип удовольствия.
Коллективное бессознательное — введённое Карлом Юнгом понятие, описывающее универсальный уровень бессознательного, содержащий архетипы — общие символы и образы, наследуемые всей человеческой культурой.
Архетипы — в юнгианской психологии — универсальные, врождённые образы и символы, проявляющиеся в мифах, снах, религии и искусстве.
Монотеистический образ Бога как проекция отцовской фигуры — идея Фрейда, изложенная, например, в «Будущности одной иллюзии» (1927), согласно которой религиозные представления — это психологические конструкции, коренящиеся в детской зависимости и потребности в защите.
Психоанализ — метод исследования и терапии, разработанный Зигмундом Фрейдом, основанный на анализе бессознательных процессов через сны, оговорки, симптомы и свободные ассоциации.
Жиль Делёз (1925–1995) — французский философ, известный своей критикой традиционной метафизики и структурализма. В соавторстве с психоаналитиком Феликсом Гваттари разработал оригинальную философию желания и бессознательного.
Феликс Гваттари (1930–1992) — французский психоаналитик, философ и политический активист. В своей работе с Делёзом стремился соединить психоанализ с социальной теорией и политикой.
Антирепрезентативная онтология желания — подход, согласно которому желание не отражает нехватку или стремление к чему-то внешнему, а само по себе является созидательной силой, не нуждающейся в представлении или объекте.
Машины желания (machines désirantes) — ключевое понятие у Делёза и Гваттари, обозначающее бессознательные процессы, производящие связи и эффекты в телах, культурах, институтах. Это не метафора, а буквальная модель функционирования психики и общества.
Тело без органов (corps sans organes) — концепт, заимствованный у Антона Арто, обозначающий поверхность, на которой могут соединяться любые элементы. Оно противостоит организованному, функциональному телу и символизирует поле для свободной циркуляции желания.
Машина волшебства — термин, описывающий культурные и социальные механизмы, преобразующие свободное, хаотическое желание в управляемое и нормированное. Это форма «дрессировки» желания.
Социальные машины — структуры и институты, через которые общество кодирует желание. У Делёза и Гваттари капитализм — это одна из таких машин, которая стремится захватить и перенаправить желание на производство и потребление.
Фигура Эдипа / Эдипов комплекс — в психоанализе Фрейда центральный механизм формирования субъективности, связанный с бессознательным влечением к родителю противоположного пола и конкуренцией с родителем того же пола. Делёз и Гваттари критикуют эту модель как слишком ограниченную и репрессивную.
Безбрачная машина (machine célibataire) — образ, заимствованный из произведений поэтов и сюрреалистов (например, Марселя Дюшана), описывает форму желания, которая не стремится к продуктивности или воспроизводству, а существует ради самого соединения, движения и производящей избыточности.
Территориализация / детерриториализация — у Делёза и Гваттари — процессы фиксации и размывания значений, идентичностей, социальных ролей. Территориализация — это установление порядка, а детерриториализация — его разрушение или переосмысление.
Критика психоанализа — Делёз и Гваттари обвиняют традиционный психоанализ в том, что он не освобождает желание, а дисциплинирует его, подгоняя под нормативные формы (семья, мораль, Эдипов треугольник), и тем самым служит интересам власти.
Субъект как эффект — в их теории субъект не является источником воли и смысла, а результатом взаимодействий и соединений в бессознательном. Он не предшествует желаниям, а создаётся ими.
