Когда Мишель Фуко говорит об авторе, он не стремится стереть фигуру человека, держащего перо или стучащего по клавишам. Его интересует не биография, не личная драма или вдохновение, а сама структура мышления. Для него автор — это не имя и не индивидуальность, а функция: своеобразная точка сборки, которую мы используем, чтобы придать форму хаосу текстов, навести порядок в потоке смыслов, провести различия — вот это роман Толстого, а это эссе Ницше. А значит, и читать их следует по-разному.
Но так ли уж это необходимо?
Попробуем мысленно вывернуть привычную схему. Забыть на минуту, что тексты кому-то принадлежат. Что если бы мы классифицировали литературу не по именам на обложках, а по темам, по интонациям, по эмоциональной температуре? Тексты о страдании. Тексты восторга. Тексты, звучащие как внутренний монолог уставшего человека.
В этой картине автор оказался бы не центром, а одной из координатных точек — случайной и не главной. И если убрать эту точку, конструкция не разрушилась бы. Напротив, она начала бы дышать по-другому.
Фуко предлагает взглянуть на автора как на культурную условность, как на инструмент гуманитарной эпистемологии. Так же, как в физике отказались от идеи эфира, можно и в гуманитарных науках пересмотреть необходимость автора как носителя смысла. Потому что тексты Пушкина или Камю продолжают жить собственной жизнью: вступают в диалоги друг с другом, с эпохой, с читателем — независимо от паспорта их создателя.
Можно ли понять «Фауста», не зная биографии Гёте? Можно. Биография может стать лишь фоном, а не ключом к пониманию.
Но тогда возникает вопрос: откуда взялось представление об авторе как о властелине текста?
Фуко отвечает: мы сами его создали. Гуманитарные науки, стремясь к систематизации знания, породили эту фигуру. Автор стал ярлыком, способом группировать тексты, устанавливать каноны, сопоставлять стили. Автор оказался юридическим и философским институтом: носителем прав, источником ответственности, гарантом смысла.
Исторически так было не всегда. Фольклор, мифы, религиозные предания жили без имён. Их не подписывали. И понимались они иначе — не как чья-то личная мысль, а как голос культуры, коллективного бессознательного.
Теперь представьте себе культуру без собственности. В такой культуре вряд ли появилось бы понятие авторства как исключительного права. Тексты текли бы от одного к другому, переплетаясь и распространяясь, как ручьи, собирающиеся в реки.
Вот почему для Фуко автор — это не человек, а функция организации дискурса. Инструмент фильтрации и распределения знаний. И как любой инструмент, он может быть переосмыслен, отключён или заменён чем-то более гибким.
Иначе говоря, если бы гуманитарное знание развивалось по другим законам, возможно, ни один из нас не спрашивал бы: «Кто это написал?» — мы бы спрашивали: «К чему это относится?», «С чем это перекликается?», «Что здесь работает — и почему это трогает нас именно сейчас?»
Это не отмена автора. Это сдвиг фокуса. С фигуры — на пространство. С подписи — на сам текст.
Утопический пример. Как выглядел бы текст в литературной энциклопедии об известном русском романе, если бы мы не использовали понятие Автора для организации знания.
ВОЙНА И МИР
(Текстовый комплекс из кластера «Русская Жизнь», подраздел «Эпоха 1812 года»)
Текстовый массив, условно именуемый «Война и мир», представляет собой один из наиболее объёмных и многослойных нарративов, зафиксировавших коллективное переживание социокультурного кризиса Российской империи в начале XIX века. Этот текст функционирует как крупная синтетическая единица, сочетающая хроникальную, философскую, романную и этнографическую модальности.
Происхождение и закрепление материала связывается с интеллектуальным окружением второй половины XIX века, а первичная локализация хранения — в архиве, известном под кодировкой «Ясная Поляна». Вопрос об индивидуальном происхождении текста в текущей методологии анализа признан нерелевантным.
В обыденном представлении автор — это кто-то конкретный: человек с биографией, взглядами, стилем, намерениями. Мы читаем роман и невольно спрашиваем себя: что хотел сказать писатель? Мы смотрим на картину и ищем в ней почерк художника. Мы спорим о значении текста, обращаясь к жизни его создателя. Но Мишель Фуко предлагает иную оптику: автор — это не природная данность, а историческая функция.
Фуко интересует не вопрос «кто написал текст», а другой: что делает имя автора возможным и значимым в определённом культурном контексте? Почему одни тексты подписаны, а другие — нет? Почему мы связываем множество произведений с меткой «Платон» или «Шекспир» — и что это меняет в восприятии самих текстов?
Он вводит понятие функции-автора. Автор — это не личность, не набор биографических фактов, не стиль. Это роль в дискурсивной системе. Подобно валюте, имя автора придаёт тексту определённую ценность, регулирует его движение в культурной экономике.
Функция-автора, по Фуко, выполняет несколько ключевых задач.
Прежде всего, классификация. Мы группируем тексты по имени автора, как по ярлыку, чтобы строить истории, сопоставлять стили, выстраивать генеалогии. Это упорядочивание хаоса.
Затем придание связности. Когда тексты противоречат друг другу, имя автора помогает нам усмирить эти противоречия: объяснить их изменением взглядов, внутренней эволюцией, контекстом. Имя превращает разрозненные фрагменты в предполагаемое целое.
Далее — статус и власть. Имя автора наделяет текст авторитетом. Обычное высказывание, подписанное именем Бодрийяра или Беньямина, превращается в объект пристального анализа. Имя работает как культурный капитал.
И наконец, юридический и экономический статус. Автор — это фигура ответственности: сначала — объект наказания за слово, позже — обладатель прав на текст, источник собственности. Исторически сначала появился автор как носитель вины, и только потом — как носитель прав. В этом переходе многое говорит о внутренней логике западной культуры.
Следуя за структуралистами и развивая идеи Барта, Фуко утверждает: автор не создаёт смыслы. Он — не источник, а эффект. Смысл рождается в самом дискурсе, в его правилах, институтах, языках и в опыте читателя. А фигура автора — это способ ограничить бесконечное разрастание смысла, заглушка, стабилизатор.
Мы читаем текст иначе, если знаем его автора. Ошибку мы воспринимаем как сложную позицию. Тривиальность — как тонкий намёк. Имя подстраивает восприятие, обрамляет текст определённым ожиданием.
Фуко показывает, что функция-автора не универсальна. В религиозных текстах имя может быть несущественно: важна истина текста. В науке XX века приоритет сдвигается к открытию. В литературе же фигура автора, начиная с XVIII века, становится почти священной. Мы ищем личность за каждым текстом, углубляемся в стиль, проецируем глубину смысла на имя.
Автор — это не только культурная роль. Это позиция власти. Имя участвует в управлении знанием: определяет, что считается важным, что издаётся, что изучается, что становится каноном.
Фуко словно предлагает: забудьте всё, что вы знали об авторе. Примите, что автор — это не тайная фигура у истоков смысла, а механизм его фильтрации и распределения. И тогда возникает новый, куда более волнующий вопрос: что случится с текстом, если освободить его от имени? Что мы услышим, если перестанем искать лицо за каждой фразой — и начнём слушать сам дискурс?
Может быть, именно тогда текст впервые заговорит иначе.
Примечания
Мишель Фуко — французский философ, историк и теоретик культуры, разработал концепцию "функции-автора" как института организации дискурса.
Функция-автора — понятие Фуко: автор — это не индивидуальная личность, а культурная функция, обеспечивающая классификацию, контроль и распределение текстов внутри общества.
Эфир в физике — историческая гипотеза о существовании невидимой среды, через которую распространяется свет; в XX веке идея была отвергнута в пользу теории относительности.
Фольклор и миф — формы культурной передачи знаний и сюжетов, существующие без авторства в современном смысле; коллективные, анонимные творения.
Культурный капитал — термин Пьера Бурдье: совокупность знаний, умений и признания, которые придают социальную ценность произведениям и фигурам.
Интерпелляция (Альтюссер) — механизм, через который индивид признаётся частью идеологии, оформляется в субъекта и принимает существующие дискурсивные порядки.
Ролан Барт: "Смерть автора" — знаменитая идея Барта о том, что смысл текста не определяется авторским замыслом, а рождается в процессе его чтения.
Структуралистская традиция — направление в гуманитарных науках, рассматривающее смысл как продукт систем знаков, а не творческой индивидуальности.
Имя автора как стабилизатор — у Фуко: имя ограничивает бесконечное разрастание интерпретаций текста, придавая ему "собственника" и фиксированное значение.
Культурные функции имени — через имя автора текст получает статус, институциональное признание, включение в каноны науки, литературы, искусства.
